24.09.2001 | Дмитрий Соколов

ИСТОРИЯ ОДНОЙ АРМИИ

Среди многочисленных российских институций есть и такая, которую с некоторой долей условности можно назвать российской армией. Способ ее существования - острый финансовый голод и изнашивание всего, что изнашивается, от самолетов до портянок. Смысл ее существования - шантаж заграницы ядерным потенциалом с целью обеспечения стране должного количества политического веса. Ее повседневность - перманентная убыль боевого состава в условиях, максимально отдаленных от боевых, и в местах, вызывающе не военных.

Из последних примеров: "23 сентября в Городищенском районе Волгоградской области на автомобиле "Урал" личный состав воинской части, дислоцированной в Волгограде, возвращался с работ по уборке лука в совхозе Кузьмичевский. При следовании по дамбе грузовик перевернулся и упал в совхозный пруд. Десять человек погибли, трое с тяжелыми увечьями доставлены в близлежащую больницу" (www.lenta.ru).

Место армии в структуре российской государственности определяется наличием рабочих рук, могущих построить генеральскую дачу или собрать на полях совхозную картошку. Несмотря на традиционный дефицит осенне-весеннего призыва число вновь поступающих на вооружение штыков продолжает соответствовать числу полей и генералов, поэтому армия в лице рядового состава батрачит вовсю - как на старший офицерский состав, так и на агропромышленный комплекс. Будучи в своей практической реализации явлением мирно экономическим, она оказывается подвержена тем же опасностям, что и миллионы гражданских лиц, также убирающих урожай и также по разным причинам падающих после этого в пруд.

Но все же при кажущемся сходстве двух видов производительных сил, гражданско-сельского и сельско-военного, их организация различается принципиально. Если в первом случае формы общежития подчеркнуто либеральны, а исполняемые работы носят спорадически необязательный характер, то во втором работы изматывающе круглогодичны, а жить приходится в одной казарме с подчас агрессивно настроенными к тебе людьми. Поэтому-то так легко объясним неразрешимый, на первый взгляд, парадокс: несмотря на всю армейскую дисциплину и жесткую иерархичность в сравнении с общинной разноголосицей жителей села социальная мобильность у солдат выражена значительно более. Проще говоря, если крестьянин уходит только в город на завод, то солдат бежит в совершенно разных направлениях, и его побег никак с индустриализацией не связан.

Из последних примеров: "В воскресенье около 15 часов из воинской части, расположенной в районе улицы Верхние Поля в Москве, сбежал военнослужащий. Он остановил легковую машину, смертельно ранил водителя, ударив его ножом, и попытался скрыться на машине с места преступления. Однако, по словам очевидцев, недалеко от Марьинского лесопарка дезертир попал в аварию. Тогда, бросив разбитую машину, он скрылся в парке" (www.lenta.ru).

Сумасшедшей силы энергия, высвобождающаяся при солдатском побеге, является третьим и решающим отличием армии от крестьянства. Если еще оставшееся наше крестьянство в системе национал-революционных координат вяло знаменует собой мало кому теперь понятную "почву", то сфера применения армии куда разнообразней. Армейское землячество, идеально вписываясь в эти координаты, символизирует в них более актуальную сейчас "кровь", а дедовщина и работа на генеральских дачах могут послужить начальной школой классовой ненависти, что, безусловно, будет приятно уже марксистам.

Вопрос, где агитировать, таким образом, решается сегодня однозначно - агитировать нужно в армии. Которая, стоит напомнить о 1917-м, даже своим распадом может задать мировые судьбы на десятилетия вперед.

Версия для печати