27.06.2005 | Алексей Макаркин

ВЫБОРЫ В ИРАНЕ: ПОБЕДА КОНСЕРВАТОРОВ

Президентские выборы в Иране завершились сенсацией - убедительную победу одержал кандидат, еще недавно считавшийся одним из аутсайдеров избирательной кампании. Мэр Тегерана Махмуд Ахмади-Нежад набрал во втором туре 61,9% голосов, опередив считавшегося фаворитом бывшего президента Али Акбара Хашеми-Рафсанджани, за которого проголосовали около 35% избирателей. Избранный президент приступит к исполнению своих обязанностей в августе.

Кризис управляемой демократии

В течение долгих лет одни считали постхомейнистский Иран средневековой теократической деспотией, которой правят фанатичные муллы - точка зрения, широко распространенная на Западе. Другие считали, что в стране существует управляемая демократия, при которой формально действующий принцип разделения властей является в значительной степени фиктивным, но определенные признаки политической свободы (пусть ущербной, ограниченной религиозными авторитетами) все же существует.

Пожалуй, вторая точка зрения ближе к действительности. Иранский истеблишмент еще в 80-е годы был разделен на конкурирующие группы влияния - в отличие, к примеру, от саддамовского Ирака, который с политической точки зрения представлял собой выжженную землю. Со временем степень свободы расширялась, и дело дошло до того, что управляемая демократия начала подвергаться эрозии. Созданная имамом Хомейни система, при которой последнее слово во всех вопросах остается за религиозными лидерами, оказалась способна лишь притормозить процесс ее разложения, но не остановить его. Группы влияния превратились в реальные политические силы, конкурирующие не только в аппаратной борьбе, но и на выборах разных уровней: муниципальных, парламентских, президентских.

В 80-е годы можно было без каких-либо проблем назвать победителя президентских выборов еще в самом начале избирательной кампании - религиозное руководство страны определяло фаворита, а остальные кандидаты должны были играть роль статистов. Так дважды был избран президентом Али Хаменеи, ставший затем преемником имама Хомейни на посту лидера страны. При этом в ходе выборов 1981 года его номинальные соперники заявили о том, что будут голосовать за фаворита. Впрочем, надо отметить, что в это время Иран не только находился в состоянии войны в Ираком, но и переживал острейший внутриполитический кризис - достаточно сказать, что первый президент страны Абольхасан Банисадр был смещен парламентом со своего поста и бежал за границу. А следующий президент Мохаммад Али Раджаи погиб в результате теракта вместе с тогдашним премьер-министром (жертвой террористов тогда чуть было не стал и сам Хаменеи, который был ранен террористами).

В 1985 году результаты выборов были также предсказуемыми, хотя два соперника Хаменеи уже не выражали своей сервильности. Затем также два раза победителем становился Али Акбар Хашеми-Рафсанджани. В 1989 году сколько-нибудь серьезная конкуренция была совершенно невозможной - после кончины имама Хомейни иранский истеблишмент был заинтересован в максимально спокойной передаче власти новым лидерам страны. Впрочем, в 1993 году соперничество несколько обострилось - представитель консерваторов, бывший министр труда Ахмед Тавакколи получил достаточно значительную поддержку избирателей. Но реальных шансов на избрание он все же не имел - скорее, речь шла о демонстрации возможностей влиятельных политических сил, которые критически относились к деятельности Хашеми-Рафсанджани.

В 1997 году конкуренция стала уже реальной, а результаты выборов - непредсказуемыми. Фаворит избирательной кампании, спикер парламента Натег-Нури, торжественно принятый в российской Думе, где по инерции были уверены в его гарантированном избрании, потерпел сокрушительное поражение от лидера реформаторов Хатами, которого западные СМИ несколько поспешно назвали "аятолла Горбачев". Такое развитие событий было связано с несколькими факторами. Среди них харизма Хатами, выгодно отличавшая его от соперника, который скорее являлся администратором, чем публичной политической фигурой (не случайно, что Натег-Нури более не участвовал в выборах). Кроме того Хатами стал кандидатом от достаточно широкой политической коалиции, в которую входили как сторонники реформ, находившиеся тогда на подъеме, так и умеренные консерваторы, включая и Хашеми-Рафсанджани. В то же время на стороне Натег-Нури оказался аятолла Хаменеи.

Четыре года спустя Хатами смог удержаться у власти, несмотря на попытки противодействия со стороны консерваторов. Более того, он получил даже большую поддержку, чем за четыре года до этого. Это было связано как с общественными настроениями (реформаторы убедительно выиграли парламентские выборы 2004 года), так и с тем, что Хаменеи был вынужден учитывать объективную расстановку сил и не сопротивлялся избирательной кампании президента. В результате несколько консервативных кандидатов были обречены на роль аутсайдеров (наиболее успешный из них - Тавакколи - получил поддержку лишь 14% избирателей).

На нынешних выборах конкуренция была беспрецедентной для Ирана. Два ярко выраженных реформаторских кандидата - Мостафа Моин и Мохсен Мехрализаде - вначале получили отказ в регистрации, но затем все же стали кандидатами. Такое решение принял аятолла Хаменеи с тем, чтобы избежать усиления напряженности в стране. Сам по себе такой шаг духовного лидера весьма показателен для характеристики ситуации в стране - он носил явно вынужденный характер. Таким образом, вроде бы всесильный аятолла был вынужден учесть мнение значительной части истеблишмента Ирана. В поддержку такого решения выступили не только сторонники реформ, но и умеренные политики - такие как Хашеми-Рафсанджани, который небезосновательно рассчитывал на поддержку со стороны реформаторов перед вторым туром выборов.

Реформаторы и консерваторы

Еще одна распространенная точка зрения заключается в том, что иранские политические силы делятся на прогрессивных сторонников реформ и реакционных консерваторов, представителем которых является победитель нынешних выборов Ахмади-Нежад. В принципе, она имеет под собой существенные основания, но нуждается в определенной корректировке. Дело в том, что значительная часть реформаторов в течение 80-х - первой половины 90-х годов проделали непростую идейную эволюцию.

Так, занявший на выборах пятое место Моин является характерной для иранских реформаторов фигурой. В молодости он был крайним радикалом и даже участвовал в известном захвате американского посольства в 1979 году. Затем занимал высокие посты в исполнительной власти, был министром при президентах Хашеми-Рафсанджани и Хатами. Постепенно из радикала стал реформатором, из фанатичного исламиста - сторонником демократизации. В ходе нынешней кампании Моин выступал за свободу слова и вероисповедания, интеграцию страны в мировое сообщество, против вмешательства государственных органов в личную жизнь граждан.

По этому пути прошли многие приверженцы реформ в современном Иране, включая и инициатора захвата американских заложников в 1979 году, ходжат-оль-ислама Мохаммада Мусави-Хоениха, политическая биография которого выглядит следующим образом: активист радикальной исламской организации, генеральный прокурор в середине 1980-х годов, депутат парламента популистского толка до 1992 года, журналист-реформатор, поддерживавший деятельность президента Хатами.

Кстати, и сам будущий президент в этот период в течение десяти лет руководил одним из наиболее идеологизированных ведомств - министерством культуры и исламской ориентации. При этом, по крайней мере, в течение первой половины этого срока он выглядел абсолютно ортодоксальным исламским деятелем, никак не склонным к какому-либо реформаторству. К числу реформаторов относился и бывший спикер парламента Мехди Кярруби - один из двух религиозных деятелей, баллотировавшихся сейчас на пост президента (вторым был Хашеми-Рафсанджани). В течение 80-х годов он также принадлежал к числу политиков радикального толка - в этом качестве Кярруби был депутатом парламента.

Почему же радикалы стали реформаторами, сторонниками демократизации страны. Очевидно, что свою роль в этом сыграл их нонконформизм, обращенный в течение 80-х годов против либералов-западников. Когда же западники перестали быть реальной угрозой, то существенным ограничителем для политической активности для политических активистов стали лидеры консервативно настроенного духовенства, которые не были заинтересованы во всякой политической активности, которая могла бы нанести ущерб сбалансированной системе управляемой демократии.

Кроме того, есть и еще одна причина такой идеологической эволюции. Период "бури и натиска", свойственный хомейнистскому Ирану, закончился. Война с Ираком завершилась, причем многие "ревнители" испытали явное разочарование: саддамовский режим свергнуть не удалось, стороны были вынуждены вернуться к довоенным границам. Иран отказался и от "экспорта революции" - так, в Ливане первоначально проиранская организация "Хезболлах" диверсифицировал свои интересы и сейчас находится явно ближе к Сирии. В этой ситуации политический радикализм перестал соответствовать интересам и иранского истеблишмента, и населения страны. Поражение многих радикалов на парламентских выборах 1992 года обозначило политический тупик, в котором они оказались. Перед радикалами, по сути дела, открывались две возможности - или уход из политики (как поступил, к примеру, одиозный участник массовых казней в начале 80-х годов Садек Хальхали), или "смена вех", которую выбрали большинство из них. Впрочем, надо отметить, что идеологическая эволюция целого ряда нынешних реформаторов (в частности, Хатами) началась еще до 1992 года.

При этом, отказавшись от исламского радикализма, эта генерация политиков, однако, сохранила верность другой идеологической составляющей - этатизму, то есть признанию ведущей роли государства в экономике. В течение 80-х годов именно нынешние реформаторы наиболее активно выступали за ограничение частной инициативы в бизнесе, борьбу с "черным рынком" с помощью силовых средств, конфискацию имущества эмигрантов (последняя мера была блокирована консерваторами), национализацию собственности. В настоящее время, разумеется, реформаторы не требуют прибегать к столь радикальным средствам (некоторые из них допускают частичную либерализацию экономики), но общая этатистская направленность их экономического курса сохраняется.

На нынешних выборах, как и на двух предыдущих, конкуренцию реформаторам составили консерваторы. Однако с последовательных консервативных позиций выступал только один из них - Али Лариджани, который наиболее активно апеллировал к традициям Хомейни. Однако подобная агитация позволила ему получить поддержку лишь 6% избирателей. Показательно при этом, что Лариджани, несмотря на свой жесткий консерватизм, вовсе не являются сторонником автаркии - так, в его предвыборной программе содержался тезис о необходимости вступления Ирана в ВТО.

Бывший начальник полиции Мохаммад-Багер Калибаф весьма прагматично пытался синтезировать консервативные и реформаторские тезисы, апеллируя к иранской молодежи. Хашеми-Рафсанджани также стремился стремившийся дистанцироваться как от наиболее последовательных реформаторов, так и от консервативных сил. Он позиционировал себя как "политический тяжеловес", который способен и поддержать стабильность в Иране, и достойно представлять его на международной арене. Накануне выборов он даже предложил начать, при определенных условиях, диалог с США. Не случайно, что перед вторым туром он получил поддержку реформаторов. Наконец, Ахмади-Нежад выступал за "управляемую" либерализацию и приватизацию в экономической сфере и весьма консервативную политику в сфере морали и нравственности.

Экономический либерализм иранских консерваторов неудивителен - среди них немало представителей и выразителей интересов бизнеса, которые еще в 80-е годы выступали против дирижистских экспериментов. Тот же Тавакколи в 1983 году ушел из правительства в знак протеста против усиления государственного регулирования экономики, которое активно проводил тогдашний премьер Мусави - ныне одна из знаковых фигур реформаторского лагеря. Тогда же в отставку подал и министр торговли Хабиболла Асгароулади-Мосальман, ставший затем одним из ближайших советником Али Хаменеи.

Таким образом, о либерализме и консерватизме многих иранских политиков можно говорить с большими оговорками - ситуация значительно сложнее. По сути дела, последовательными реформаторами, которые всегда отстаивали как политические, так и экономические свободы, в современном Иране могут считаться лишь деятели "внесистемной оппозиции" - полулегально действующего Движения за свободу Ирана, основанного еще в 60-е годы Мехди Базарганом, первым премьер-министром республики в 1979 году (он покинул свой пост после захвата американских заложников в Тегеране). В настоящее время эту организацию возглавляет бывший министр иностранных дел в его правительстве Ибрагим Язди, который не был допущен к участию в нынешних выборах. В значительной степени это стало причиной их негативной оценки со стороны США.

Ахмади-Нежад - новый президент Ирана

Победитель президентских выборов 49-летний Махмуд Ахмади-Нежад мало известен за пределами Ирана. Он никогда не входил в состав правительства и других высших органов власти, что, однако, не свидетельствует о его недостаточной опытности.

В последние годы правления шаха Ахмади-Нежад изучал городское хозяйство в Тегеранском университете. Как и большинство студентов того времени, он стал сторонником "политического ислама" и его наиболее авторитетного проповедника - аятоллы Хомейни. После начала войны с Ираком Ахмади-Нежад ушел на фронт, воевал в рядах "басиджей" - исламского ополче6ния, отличавшегося особой преданностью Хомейни. Затем завершил свое образование в магистратуре и докторантуре, получил ученую степень по специальности "транспорт". Работал в государственном аппарате - был заместителем префекта и префектом городов Маку и Хой, губернатором провинции Ардебиль на северо-западе Ирана. Принадлежал к числу противников реформаторского течения, возглавлявшегося Хатами. После успеха консерваторов на выборах в исламский совет Тегерана стал мэром столицы (это произошло в начале 2004 года).

Реформаторы обвиняли консерваторов в фальсификации выборов, утверждая, что Ахмади-Нежаду "вбросили" бюллетени, тогда как во второй тур должен был выйти Кярруби. Однако неудача реформаторов во многом связана как с раздробленностью сил, так и с разочарованием многих избирателей в итогах восьмилетнего президентства Хатами, который не снискал ни политических, ни экономических лавров. Политических реформ провести не удалось, но при этом инфляция составляет примерно 15%, официальная безработица - 14, но по более реалистичным оценкам безработица достигла уровня 22%. Иностранные инвестиции в Иран так и не пришли.

Вначале реформаторы проиграли парламентские выборы (в прошлом году), а затем и потеряли пост президента. Показательно, что все кандидаты на нынешних выборах (не исключая и близкого к Хатами Моина) критиковали политику президента страны - только с различных позиций. Кроме того, результаты второго тура наглядно свидетельствуют об объективном характере успеха консервативного кандидата - их быстро признал и Хашеми-Рафсанджани. Впрочем, успех Ахмади-Нежада связан не только с неудачами его предшественника. Существенную роль в нем сыграл и ряд иных факторов.

Во-первых, это успех консерваторов в конкуренции административных ресурсов, которыми обладали все основные политические силы. Так, в распоряжении реформаторов были возможности контролировавшегося ими МВД, которое занималось организацией выборов. Консерваторы же опирались на два административных ресурса: влияние аятоллы Хаменеи (на этот раз сделавшего ставку на них) и возможности корпуса "басиджей", до сих пор считающего Ахмади-Нежада "своим".

Во-вторых, успешное использование кандидатом популистских лозунгов. Его избирательная кампания была адресована беднейшим слоям населения, разочарованным в современном иранском истеблишменте, к которому по праву относят и Хашеми-Рафсанджани - главу одного из наиболее политически и экономически влиятельных кланов. Высокозатратная избирательная кампания бывшего президента невыгодно контрастировала с подчеркнуто экономной кампанией победителя. Еще до выборов Ахмади-Нежад в качестве мэра Тегерана был известен своими популистскими жестами, которые получили широкую известность среди избирателей. Так, по его инициативе молодым людям, вступающим в брак, выдаются пособие в размере 1100 евро (весьма крупная сумма для тегеранской бедноты). Кроме того, он отказался от дома, который подарила ему мэрия после избрания главой города - средства, полученные от его продажи, были распределены среди бедных. Понравилось аутсайдерным социальным слоям и решение мэра о запрете рекламных щитов как не соответствующих принципам ислама - но они, в первую очередь, видели в таких щитах демонстрацию недостижимого образа жизни. Равно как и закрытие западных сетевых ресторанов, которые доступны среднему классу, но не беднейшим слоям населения.

В-третьих, не произошло "передачи голосов" от проигравших кандидатов к Хашеми-Рафсанджани. Реформаторы поддержали его как "меньшее зло", однако не смогли убедить в этом многих своих сторонников. Ахмади-Нежад получил и голоса Калибафа, несмотря на то, что тот склонялся в сторону Хашеми-Рафсанджани. Таким образом, еще раз подтвердилось, что в обществе возобладали протестные настроения против самодовольства и коррумпированности элиты.

В-четвертых, в ходе кампании Ахмади-Нежад позиционировал себя как общенациональный кандидат, выступающий за экономическое развитие всех регионов страны, а не только Тегерана. Его опыт работы в различных городах должен был подтвердить, что в случае своего избрания он будет уделять внимание не только столице.

Означает ли победа консервативного кандидата, что режим управляемой демократии в современном Иране будет ужесточаться, и начнется регресс по сравнению с временами президентства Хатами. Похоже, что пока к таким однозначным прогнозам следует относиться с осторожностью.

Начнем с того, что Ахмади-Нежад не принадлежит к числу ультраконсерваторов, а его экономическая программа, как уже отмечалось, носит достаточно либеральный характер. Что касается внешней политики, то уже заявлено, что диалог с международным сообществом по ядерной проблеме будет продолжен. Не вызывает особых сомнений тот факт, что любой избранный президент страны продолжил бы политику, направленную на стимулирование работ в этой отрасли при активной поддержке России.

Затем необходимо отметить, что власть президента в Иране существенно ограничена - и особой ролью лидера страны, и влиятельным Наблюдательным советом, и Советом по определению целесообразности принимаемых решений (во главе последнего стоял Хашеми-Рафсанджани). Поэтому президент (даже выступавший в ходе выборов с критикой истеблишмента) вынужден действовать в ограниченных рамках - это относилось и к Хатами, который так и не смог реализовать своих реформаторских проектов.

В то же время иранский президент обладает определенной самостоятельностью от других государственных институтов - особенно после того, как в 1989 году был ликвидирован пост премьер-министра. Напомним, что и Хатами первоначально считался лишь "функцией" от Хашеми-Рафсанджани. Есть основания полагать, что и Ахмади-Нежад будет послушным исполнителем указаний протежировавшему ему Хаменеи. Тем более, что тегеранский мэр, по некоторым данным, не был оптимальной кандидатурой для духовного лидера Ирана. Первоначально Хаменеи поддерживал Лариджани, но затем убедился в том, что этот кандидат является непроходным. Затем речь шла о поддержке Калибафа, но амбициозный генерал начал сближение с умеренными силами. Таким образом, Ахмади-Нежад оказался лишь "третьим в очереди".

Похоже, что в иранской политике произойдут лишь частичные изменения, связанные с ужесточением требований в морально-нравственной сфере. Видимо, возникнут дополнительные проблемы у целого ряда реформаторски настроенных СМИ, снизится свобода дискуссий. Может увеличиться роль представителей силовых структур, в частности, руководства "басиджей". Серьезная проблема состоит и в том, что консерваторы монополизировали все избранные органы власти - как парламент, так и пост президента. Приход консервативных исламистов, безусловно, усилит идеологическую "зажатость" страны, ее цивилизационный выбор в пользу большего изоляционизма от доминирующих в мире тенденций (в этом отношении первый с 1981 года светский президент страны более ортодоксален, чем многие религиозные деятели). Впрочем, в Иране у президента и правительства традиционно больше "свободы рук" в экономике, чем в политике: можно вспомнить президентство Хашеми-Рафсанджани, при котором уже произошла частичная экономическая либерализация.

Однако сломать объективный процесс трансформации иранского общества вряд ли удастся - разве что избрание консервативного президента может его замедлить. Очевидно, что любой президент Ирана должен предпринимать шаги для повышения инвестиционной привлекательности страны - в противном случае невозможно решение экономических проблем, а, следовательно, усилятся шансы оппозиции на победу на следующих выборах. Реформаторы в этом случае будут использовать такие же популистские лозунги, с помощью которых Ахмади-Нежад выиграл нынешние выборы. Кроме того, степень внутриполитической конкуренции в Иране не всегда непосредственно зависит от уровня вестернизации. Маловероятная же попытка "закрутить гайки" в политической сфере (где плюрализация стала привычным фактором) может привести к общественному взрыву, в частности, среди молодежи. Поэтому консерваторы вряд ли пойдут на нее ввиду вполне реальной в таком случае угрозы собственного политического краха.

Пожалуй, единственной серьезной надеждой для тех, кто хотел бы прервать процесс политической плюрализации в Иране является политика США, которые постоянно держат над страной "дамоклов меч" вторжения. Внешняя опасность всегда консолидирует общество и радикализирует настроения в нем: многие сторонники реформ в случае прямой угрозы вторжения протянут руку своим консервативным оппонентам.

Версия для печати