01.06.2014 | Сергей Маркедонов

Уроки Абхазии

В конце мая 2014 года Абхазия снова попала в топы сообщений информационных агентств и в передовые заголовки газетных публикаций. События в республике развиваются стремительно. И если еще вчера абхазский президент Александр Анкваб отказывался обсуждать свою отставку, то в первый день лета он принял решение покинуть свой пост, мотивируя это сохранением стабильности и гражданского мира в республике. В такой ситуации любой, даже самый маститый (и знающий положение дел в деталях) обозреватель к завершению своего актуального комментария рискует оказаться в положении Ахиллеса, отчаянно догоняющего черепаху. Хотя бы на шаг или полшага он будет отстоять от меняющейся информационной картинки. Следовательно, для эксперта намного важнее за событийным лесом попытаться увидеть содержательные деревья.

Абхазия сегодня переживает самый масштабный внутриполитический кризис с момента президентской кампании 2004 года. Было бы преждевременно (по крайней мере, до окончания досрочных выборов главы республики) говорить о его завершении. Уход Анкваба со своего поста - не «конец истории», а начало нового ее этапа. Выборы 2004 года опровергли несколько устойчивых мифов по поводу постсоветских де-факто государств. Здесь и преувеличение роли России, и недооценка местного общества и собственной динамики вне привязки к конфликтам с «материнским государством. Между тем, кризис 2014 года практически сразу спровоцировал новую волну мифотворчества. Выступления абхазской оппозиции с требованиями отставки третьего президента республики Александра Анкваба прошли на фоне разворачивающегося внутреннего конфликта на Украине, спровоцированного «вторым Майданом» и свержением главы государства до истечения срока его полномочий. Отсюда и запрос на «майданные параллели». Однако сравнивать Украину и Абхазию нельзя хотя бы потому, что первое государство является признанным образованием и членом ООН, а второе имеет лишь частичное признание и на ближайшую перспективу кардинальное изменение его статуса не предвидится. Во-вторых, Украина времен «Майдана-2» была лишь на пороге кровопролитного противостояния, которое сейчас стало чем-то подобным воронке, затягивающей каждый день все новые и новые жертвы. Абхазия уже пережила 14-месячный вооруженный конфликт, стоивший значительных человеческих потерь. Из 93 тысяч человек абхазов (по данным Всесоюзной переписи 1989 года) по разным оценкам погибло от 3 до 4 тысяч человек. Это 4 % от довоенного их населения. По справедливому замечанию ирландского специалиста по де-факто государствам Доннаки О’Бакхоина, «если соотносить это с масштабами США, то потери составили бы 12 миллионов человек!» При этом внутри самой Абхазии до сих пор сильна убежденность в том, что мировое сообщество тогда ничего не сделало для того, чтобы предотвратить эту катастрофу. Добавим к этому попытки Тбилиси «разморозить» конфликты в 1998 и в 2001 годах.

Как следствие, невозможность разговора в абхазском контексте о конкуренции внешнеполитических проектов. Если значительная часть украинского общества, крупного бизнеса и правящей бюрократии ожидали укрепления отношений с Евросоюзом (другой вопрос, насколько их устремления наивны или основаны на жесткой прагматике), то в абхазском случае, по крайней мере, по состоянию на сегодняшний день, данная опция просто отсутствует. Для того, чтобы она появилась Запад должен радикально пересмотреть свое отношение к Грузии, отказавшись от таких приоритетов, как натовская и европейская интеграция закавказского государства. Которая сама по себе выступает мощнейшим двигателем для отталкивания Абхазии в сторону России. Просто потому, что Европа и Запад в целом для Сухуми, да и для рядовых абхазов, что в контексте частично признанной республики невозможно игнорировать, Грузия зарифмована с европейским и натовским выбором. При этом, положение РФ, как патрона для частично признанной республики - не константа, оно имеет десятки нюансов, зачастую невидимых внешним наблюдателем. В любом случае укрепление евроатлантического вектора Грузии – это одновременное усиление абхазской «самости», в которой российский фактор крайне важен, хотя и не абсолютен. Таким образом, поиски Майдана в субтропиках вряд ли окажутся полезными для понимания кризиса 2014 года в Абхазии. Вместо теорий заговоров и «большой геополитики» намного важнее рассмотрение внутриполитической динамики в частично признанной республике.

Выступление противников президента Александра Анкваба произошло в конце мая. Оно не было связано с выборами главы Абхазии. Да и парламентские выборы здесь состоялись в марте 2012 года. Между прочим, прочти их результаты нынешние представители власти более качественно и непредвзято, возможно, они не получили бы тот результат, с которым приходится иметь дело сегодня. В то же самое время считать майские акции спонтанными действиями нельзя. В этом контексте можно вспомнить и выдвижение требований к президенту в апреле 2014 года. Но про необходимость народного схода, на котором глава республики смог бы дать свой отчет, противники власти говорили уже не один месяц. Определенную коррекцию в их планы внесла Олимпиада в Сочи. В Сухуми прекрасно понимали, что Москва не придет в восторг от любых попыток «раскачивания лодки» накануне события, имеющего для Кремля первостепенное значение. И, кстати, это еще один штрих к характеристике абхазских оппозиционеров, готовых считаться с резонами Москвы и не рассматривающих свое противостояние власти, как некую внешнеполитическую фронду. Отсюда крайне важный урок для понимания ситуации не только в Абхазии, но и в постсоветских де-факто образованиях в целом. Смена власти и запрос на демократизацию совсем не обязательно приводит к трансформации внешнеполитических приоритетов. В свое время именно Сергей Багапш, противник операции «Преемник» в Абхазии, выигравший выборы против жесткого административного давления, добился признания своей республики Россией и рядом других государств.

Для осознания некоторых особенностей нынешнего абхазского политического кризиса экспертам не раз придется «откручивать стрелки» назад к дате 26 августа 2011 года. Тогда стало ясно, что третьим президентом Абхазии в ходе досрочных выборов (из-за смерти его предшественника Сергея Багапша) будет Александр Анкваб. Его с полным основанием можно было бы назвать «поздним дебютантом». Во-первых, его выход на первые роли в абхазской политике затянулся. Этому во многом мешали его взаимоотношения с «отцом-основателем» постсоветской Абхазии Владиславом Ардзинбой. Отсюда и ограничения, налагаемые республиканским «Законом о гражданстве». Согласно ему в президенты можно выдвигаться только гражданину республики, прожившему на ее территории не менее пяти лет до выборов. Как следствие, пропуск двух избирательных гонок в 1999 и в 2004 годах. Участие Анкваба в выдвижении Сергея Багапша в 2004 году невозможно недооценить. Но после смены главы республики он снова на годы оказался в тени, позиционируя себя, как человек команды, а не лидер. Однако все это не отменяло ни личных амбиций, ни представлений о том, как (и главное, кто) должен «наводить в республике порядок». Годы ожидания самой первой должности в Абхазии лишь обострили сложные комплексы относительно власти. Во-вторых, на третьего главу республики ложилась повышенная психологическая ответственность. Сложно принимать на себя власть, когда до тебя во главе Абхазии стояли такие непохожие друг на друга, но весьма незаурядные персонажи, как Владислав Ардзинба и Сергей Багапш. Без харизмы первого, возможно, нельзя было бы говорить о феномене постсоветской Абхазии со всеми ее плюсами и минусами. Второй же добился международного (пускай, и весьма ограниченного признания республики) и пытался, как умел сглаживать внутренние противоречия. Признавая неоценимый вклад Ардзинбы в военное сопротивление Тбилиси, в заслугу Багапшу следует отнести его умение сглаживать острые углы и противоречия, как внутри различных абхазских групп влияния, так и в отношениях с Москвой. Напомню, что в 2005 году Багапш принял республику, не как желанный и поддерживаемый Кремлем кандидат, а как оппонент власти. И принял ее в условиях раскола на «багапшистов» и «хаджимбистов» (сторонников Рауля Хаджимбы, являющегося сегодня одним из фронтменов абхазской оппозиции).

В 2011 году Анкаб приходил во власть под лозунгами укрепления порядка и справедливости. Приходил не просто, как ставленник кого-то, а в условиях конкурентной борьбы с не менее именитыми политиками Сергеем Шамбой и Раулем Хаджимбой. Сегодня, спустя менее трех лет фигура президента вызывает гораздо более сложную гамму чувств и отношений и в обществе, и среди политиков. И голосование в парламенте (а это уже не просто массовый оппозиционный митинг) с требованием об отставке для Анкваба - важный показатель. Замечу, что сам высший представительный орган власти был сформирован в 2012 году в два тура в жесткой конкуренции (после первого голосования стали известны имена только 13 претендентов, зато сразу же за бортом парламента оказались его спикер и вице-спикер).

Однако третий президент Абхазии, попав на первую позицию в республике, решил, что ею можно управлять так, как это делается в большой России. То есть на основе «вертикали власти». По словам Антона Очирова (литератора, переехавшего на постоянное жительство из РФ в Абхазию), «как президент, он стал управлять с помощью “контроля”. Поскольку существует план восстановления республики, в рамках которого выделяется российская финансовая помощь, Анкваб сосредоточил в своих руках управление и контроль над этими потоками». Но то, что хорошо для крупной ядерной державы, то не слишком адекватно для маленькой республики, где власть не может слишком высоко встать над народом и выстроить длинную дистанцию между собой и обществом. Просто в силу физических параметров это невозможно. Абхазское общество даже после многих лет перемирия (миром пока это состояние сложно назвать) с Грузией остается в значительной степени обществом вчерашних комбатантов, которые есть и во власти, и среди ее противников. И в этих условиях не только между властью и обществом, но и между бюрократами и оппозицией нет, и не может быть большого рва. Общее дело защиты республики создает иные связи поверх статуса и политической принадлежности. Отсюда, кстати, и плавные переходы от власти к оппозиции и наоборот. В Абхазии проблематично иметь амплуа профессионального оппозиционера, как во многих признанных постсоветских республиках. Тот же Хаджимба в 2004 году казался незыблемо провластным, а его карьерные перспективы многим казались практически нулевыми. Но в 2014 году он является одним из лидеров объединенной оппозиции. В начале 2000-х годов мало кто поставил бы на «московского абхаза» Анкваба, хотя в 2011 году он занял президентское кресло, до этого успев побывать главой правительства и вице-президентом. В 2005 году Сергей Багапш также стартовал, как выдвиженец оппозиции, хотя ранее имел за плечами опыт административной работы уже в новой Абхазии. Более того, попытки «вертикализации» Абхазии ведь и ранее предпринимались (в период легислатуры Владислава Ардзинбы), но успехом они не оканчивались. Самым ярким свидетельством тому стали президентские выборы 2004 года с провалом операции «Преемник».

Пусть не сочтет читатель за нескромность, но процитирую свой собственный текст из августа 2011 года: «Анкваб достиг той цели, к которой стремился многие годы. Однако эта цель - не конец, а начало большого пути. Перед третьим президентом Абхазии стоит целый ряд непростых задач. Здесь и выстраивание политической преемственности между курсом Сергея Багапша и своим собственным, и гармонизация межэтнических отношений (многочисленная армянская общины и грузинское население Гальского района требуют к своим проблемам серьезного внимания), и выстраивание стратегических отношений с Россией при соблюдении собственного интереса. Теперь Анкваб выступит в новом амплуа. Не второго человека во власти, и не оппозиционера, а лидера республики».

Но в абхазских условиях лидер не может быть абсолютным самодержцем. Автору настоящей статьи приходилось дважды общаться с Анквабом лично. Первый раз в день признания абхазской независимости Венесуэлой (10 сентября 2009 года). На тот момент премьер-министр был в прекрасном расположении духа, и, что называется, сыпал фактами и цифрами без всяких написанных текстов, был готов отвечать на самые острые вопросы (вроде положения дел в Гальском районе). Было видно, насколько абхазскому политику близка путинская стилистика и эстетика. Однако, несмотря, на хорошую информированность и желание вникать во все детали и нюансы реализуемых проектов, стремление к политической монополии третьему президенту Абхазии не помогло. Скорее, помешало. Даже позднему Ардзинбе не могли простить такой трансформации (уж кому, как не Анквабу, выступавшему против такого превращения, этого не помнить!). Заявка же на «вертикаль» нарушала ту полиархию, которая существовала во времена Сергея Багапша. Как следствие, нарастание недовольства на разных уровнях. Его можно было бы снять путем диалога, как на формальном, так и на неформальном уровне. Однако вовремя это не было сделано еще тогда, когда прозвучали серьезные звоночки, как осенью 2013 года во время случая с паспортизацией в Гальском районе. Спору нет, в аргументах оппозиции против паспортизации среди этнических грузин (в Абхазии их предпочитают называть мегрелами) можно найти много эмоциональных и иррациональных аргументов. В конце концов, без интеграции этой группы населения велик риск превращения этой группы населения в ресурс для недовольства и потенциальный источник нестабильности в будущем. В любом случае эту проблему придется как-то решать, если речь не идет о силовых депортациях. Но пафос оппозиционной критики был направлен не только против чрезмерного «либерализма» властей в данном вопросе. Его острие было нацелено против кулуарного решения вопроса, имеющего значение для абхазской государственности и национального строительства. И как часто это бывает, одна проблема становится триггером для обострения других сюжетов. Их объединение в некоей точке и произвело эффект мая 2014 года.

Но пока ситуация в Абхазии продолжает развиваться, стоит уже сегодня не забывать о нескольких важных уроках. В маленькой республике и кредит доверия недолог. Те, кто сегодня критикует власть, завтра, встав у руля, окажутся перед непростым выбором. И попытки новой «вертикализации» вряд ли приведут к успеху. И сложные решения будет непросто втиснуть в прокрустово ложе популистских заявлений. В то же самое время всем тем, кто предрекает полный крах нынешней управленческой команде, следует обратиться к прежнему опыту Анкваба или Хаджимбы. Не исключено, что кто-то в том или ином качестве еще заявит о себе. В других условиях и при иных раскладах. И последнее (по порядку, но не по важности). Российское посредничество, не зависящее от «майданных» впечатлений и комплексов следует особо отметить. То, что Кремль, по крайней мере, попытался (трудно сказать, что будет дальше) приподняться над дискурсом «власть - права, а ее критики – враги России» показывает способность учиться на собственных ошибках. В прошлые времена и в Абхазии, и в Южной Осетии их было сделано немало. Было бы крайне полезно, если бы к каждому случаю в Евразии Москва подходила на основе особых, а не универсальных схем. Не за горами парламентские выборы в Южной Осетии, между прочим.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати